Поймать лисицу - Страница 3

— Дуреха! — крикнул мальчик. — Тебе что, мало?

Размахнувшись, он наотмашь ударил ею о ствол бука.

Лиса затихла. То ли сознание потеряла, то ли просто хватило ума понять, что бой проигран. Она не сделала больше ни единого движения.

Злость Йоле иссякла, пропало и желание доказывать свое превосходство. Усевшись напротив, он наблюдал, как лисица понемногу приходит в себя: сперва смотрела помутневшими глазами, потом взгляд прояснился. И вот оба уже спокойно разглядывали друг друга. Мальчик даже улыбнулся ей.

— Теперь поняла, кто сильнее?

Медленно, боязливо лиса подняла голову.

— Ну, беги, беги уж, — сказал Йоле, будто разговаривая с разумным существом, и махнул рукой.

Лиса недоверчиво посмотрела на него.

— Не веришь мне… Ага. И я тебе не верю. Да беги ты! — повторил он и снова махнул рукой.

Она послушно поднялась и неуверенно двинулась вперед. Отойдя шагов на десять, с опаской оглянулась, как бы проверяя, не идет ли он за ней. И побежала трусцой.

Йоле вскочил.

— Эй, послушай! — закричал он во все горло— В этом лесу я хозяин, запомни! И всем, кого встретишь, говори, что я бегаю быстрее всех!.. — Он захохотал, раскинул руки и навзничь упал в снег. — Я хозяин в этом лесу! — кричал он, смеясь от счастья.

«А может, зря я ее отпустил? — подумал вдруг Йоле и сел, — Может, надо было ее в село отнести, чтоб все увидели… Кто же поверит, что я самую настоящую, живую лису поймал голыми руками? Ну и ладно, — решил он в конце концов. — Пускай не верят. Главное, она сама знает, что я ее поймал».

Раскинув руки, мальчик снова распластался на снегу.

Он был счастлив. Бесконечно счастлив. Ему казалось, счастливее его нет никого на свете.

Если бы можно было поменяться местами

С тех пор как Йоле поймал лису и до того дня, когда он узнал о смерти Райко, прошло всего несколько недель. Трудно было представить, что понадобилось так мало времени, чтобы он почувствовал себя самым несчастным человеком. Мальчик не переставал удивляться: неужто в этой жизни счастье от несчастья отделяет такое короткое расстояние?

Весть о гибели Райко застала его врасплох, Йоле даже не может вспомнить, кто ее принес. Помнит только охватившее душу смятение и следом за ним — пустоту.

Райко ушел с бойцами пролетарских бригад. В памяти мальчика старший брат навсегда останется таким, как в день их последней встречи. Он и теперь видит, как Райко, веселый и улыбающийся, вбегает в погреб и, подойдя совсем близко, тихо говорит:

— Йоле, я ухожу с пролетариями…

Услышав это, мальчик оцепенел, из глаз брызнули слезы.

— Не уходи, прошу тебя…

Райко прикрыл ему рот ладонью. Теперь Йоле понимает почему. Если бы брат не сделал этого, он бы разрыдался. Не дав ему расплакаться, Райко серьезно сказал, глядя мальчику прямо в глаза:

— Слушай, Йоле, я должен быть вместе с ними…

— Почему — должен?

— Почему, почему… — засмеялся брат. — Ну как тебе объяснить?.. Потому что они самые замечательные люди! — Глаза Райко сияли, мысленно он уже был с ними. — Потому что они лучше всех! — повторил он.

И отвел глаза, чтобы скрыть светившуюся в них радость: как бы братишка не подумал, что он счастлив оттого, что покидает родных.

— А мы? Как же мы без тебя?

Положив ему руки на плечи, Райко снова посмотрел мальчику в глаза.

— Слушай, Йоле. Ты парень умный, я надеюсь на тебя. Береги мать и Раде, ладно?.. Я вернусь.

— Когда?

— Когда кончится война. Вот так-то…

— Я пойду с тобой! — решительно сказал Йоле.

Брат улыбнулся.

— Ты еще маленький. Подрастешь немного — ну хоть на вершок! — и я приду за тобой…

Улыбка не сходила с его лица.

— Возьми меня с собой, Райко! — умолял Йоле,

— Рано тебе, — сказал брат, не переставая улыбаться.

— А тебе?

— Мне-то? Милый ты мой, да я создан для этого! Разве не видишь — я настоящий пролетарий!..

Лицо Райко сияло, он даже грудь выпятил, произнося слово «пролетарий». И действительно, слышалось в этом слове что-то гордое, звонкое, против чего невозможно было устоять. Йоле почувствовал это и понял: оно поведет Райко за собой и никто не сумеет ни помешать брату, ни остановить его.

А бойцы пролетарских бригад и вправду были замечательные люди. Они пели такие прекрасные песни, так весело шутили, рассказывали такие увлекательные истории… Кто ж тут устоит? Вот и Райко не устоял!..

По просьбе брата Йоле тайком от матери принес ему белые шерстяные носки и бритву, завязав все в узелок. Райко ждал его в глубине сада, прячась от матери. Так и ушел, украдкой. А когда на рассвете партизаны покидали село и песня летела над полями, Йоле показалось, что сердце его вот-вот разорвется.

«Подрастешь немного — ну хоть на вершок! — и я приду за тобой», — вспоминал он слова Райко, с головой накрывшись рядном, чтобы мать не услышала, как он плачет. Она не простила бы ему, если б узнала…

Не простила и Райко.

— Бежать, как последний вор, не простясь с матерью? Эх, Райко, Райко, до чего я дожила! — причитала она целыми днями, сидя у огня. — Почему не сказал мне, зачем так обидел, сынок?..

— Ты б его не пустила! — защищал Йоле брата.

Мать, оборачиваясь, быстро спрашивала:

— А тебе он сказал?

— Нет, — лгал мальчик, чтобы успокоить ее, охваченный жалостью и к Райко, и к матери.

А она все плакала, томясь в ожидании хоть какой-нибудь весточки о нем, об этих веселых пролетариях, что были где-то там, на краю земли… И вдруг ночью, спустя два года, получила страшную весть.

«Почему все черные вести приходят именно ночью?» — думал Йоле, слушая причитания женщин, пришедших к матери разделить с нею горе. Задыхаясь от слез, мальчик выбегал во двор. Особенно ранил душу голос матери: «Горе мне, горе… Бедная я, несчастная!..» Ему хотелось крикнуть изо всех сил, чтобы перестали наконец, не то он сам умрет от отчаяния. Йоле убегал из дома, затыкал уши, брел куда глаза глядят, забивался в укромные уголки. Ничто не помогало. Голоса преследовали — пронзительные, душераздирающие. И, даже затихая на мгновение, они продолжали жить в нем, потрясая все его существо.