Когда подошли к мельнице Симы, до захода солнца было еще далеко. Марко вдруг остановился и, взяв Йоле за руку, прошептал:
— Слушай, Йоле, здесь — ни слова о партизанах. Понял? — Йоле, не шелохнувшись, смотрел на него во все глаза. А усач продолжал: — Этот Сима — четник до мозга костей, лучше с ним не связываться. От него всякого можно ожидать. Так что помалкивай и не отходи от меня далеко.
Очереди не было. Марко понес мешок, наказав мальчику приглядеть за лошадью. Йоле услышал, как он поздоровался с кем-то, а затем все звуки поглотил грохот жерновов.
Йоле огляделся. Вокруг было много любопытного, и мальчик смотрел то на воду, с оглушительным шумом падающую вниз, то на глубокую запруду, то на спокойную реку, огибающую мельницу с другой стороны. Он и не заметил, как подошел Марко.
— Я сказал Симе, что ты мой племянник. Вряд ли ему понравится, если он узнает, что ты брат погибшего партизана. Подлый человек. — Он снял с лошади седло и занес его в помещение, крикнув оттуда: — А ты иди поиграй, пока светло.
Йоле все успел: сбегал по мосту на тот берег, вернулся, смотрел, как вода вращает огромное колесо. Все ему здесь нравилось — и запруда, и река, медленно катящая свои воды, и играющая в ней рыба. Не успел оглянуться, как стемнело. Марко окликнул его.
Войдя внутрь, он сначала не увидел ничего. Лишь когда глаза привыкли к темноте, разглядел двух мужчин, лежавших у стены на голом полу.
— Сима, это мой племянник, — крикнул Марко человеку, высыпавшему зерно из мешка.
Белая фигура повернулась лишь на секунду, но Йоле заметил косой взгляд человека, который продолжал заниматься своим делом.
— Иди сюда, садись рядом, — позвал Марко.
За стуком жерновов Йоле с трудом его расслышал. Устроившись, где указал ему Марко, мальчик стал рассматривать двоих людей, что пришли раньше. Оба были в рубашках и суконных штанах, от босых ног так разило потом, что Йоле захотелось заткнуть нос и бежать отсюда, да нельзя было.
— Слышал, что говорят? — раздался писклявый голос одного. — Наши вступили в Сербию.
— Давно бы так, — ответил ему другой — тот, что помоложе. — Только с сербами и можно чего-то добиться.
— Сербы хорошие солдаты, — прозвучал спокойный голос Марко.
— Как только господь их терпит! — раздраженно вмешался мельник, уставившись на них косыми глазами. — Какие же они хорошие, если больше половины — в партизанах? Голодранцы!
Он зло встряхнул мешок, и вокруг него поднялось облако мучной пыли.
— Ну зачем же так, господин Сима? Много их, слава богу, и на нашей стороне. Знаешь, сколько их у Дражи, у Рачича…
— У Калабича, — добавил писклявый голос.
— И у Косты Печанца, — невозмутимо добавил Марко, незаметно подмигнув Йоле.
Йоле понял, что Марко нарочно подыгрывает им, и тоже ему подмигнул.
— Да, верно, и у Калабича, и у Печанца, — продолжал тот, кто начал разговор. — Да и эти наши — Дангич, и Бабич, и Евджевич…
— И Щука, и Смола. Потом этот Душан… Как его там? — поддакнул второй.
— Миятович, что ли?
— Вукович!
— Да, и тот и другой, оба.
— И эти, со Стара-горы, с Поноры, из Прачи, — проговорил Марко, прикуривая.
Они с Йоле опять перемигнулись, улыбаясь друг другу.
— Все это ерунда! — раздраженно выкрикнул Сима. — Пока не придут немцы, ничего не выйдет!
— Верно говоришь, — заметил писклявый. — Без немца не война… Где немец вспашет, ничего не вырастет!
— Видели, как они на Сутеске дали прикурить красным? — спросил тот, что помоложе. — Радован, из нашей деревни, рассказывал, там все сровняли с землей.
— Ничего, они снова поднимутся, вот посмотрите.
— Это кто поднимется?! — Задыхаясь от негодования, Сима подскочил к писклявому и схватил его за горло. — Не бывать этому! И род их в порошок сотрем!
Марко и второй крестьянин бросились его оттаскивать. Йоле с удивлением смотрел на схватившихся в драке мужчин. Наконец Марко удалось их развести.
— Ну хватит, хватит, что вы, в самом деле, — урезонивал он.
Сима налитыми кровью глазами уставился на человека, которого только что душил. А тот, держась руками за горло, сипел:
— Сволочь! Гад ползучий!
Отыскав на полу опанки, он обулся и выскочил наружу, продолжая сквозь зубы сыпать ругательствами.
На мельнице воцарилась тишина. Слышался только стук жерновов.
— Ты, верно, есть хочешь? — спросил Марко, чтобы как-то отвлечь Йоле.
— Нет, — ответил мальчик и сам этому удивился, вспомнив, что у него с утра ни крошки во рту не было.
— Иди-ка поешь все-таки, — позвал его Марко, доставая что-то из сумки.
Йоле ел с удовольствием, глядя на этого человека и думая о том, как ловко у него все получается: беседу повернет как захочет, и разнимет дерущихся, и уговорит принять угощение.
По их примеру крестьянин, что был помоложе, тоже полез в сумку и достал оттуда хлеб, сыр и бутылку ракии. Хлебнув из горлышка, вытер его ладонью и протянул бутылку Марко. Тот поднял бутылку вверх, сказал:
— Ну, ваше здоровье! — Выпив глоток, возвратил ее хозяину со словами: — Хорошая ракия!
— Из Гораджана, — похвастал крестьянин. — Зять мне принес зимой, когда вместе с этими вот проходили из Ябуки. — Некоторое время он ел молча, а потом, вдруг перейдя на шепот, пробормотал: — По правде говоря, не по душе мне, что он с ними. Дочка с двумя детишками осталась одна. Сам знаешь, что значит женщине одной остаться. Я уж не говорю обо всей работе, которая не для женских рук… Дом их стоит у самой дороги, а сколько солдат мимо проходит, нехорошо это!